Моя ирония – не злая насмешка, а попытка вернуть человека человеку.

Громадные, поражающие воображение армады-нагромождения мировой политики и экономики с их кварталами заводских корпусов и тысячами танков, десятками авианосных крейсеров – это большие баобабы, которые выросли из крошечного семечка: ЛИЧНОЙ МОНАРХИИ отдельно взятого человека…

В конечном счёте весь процесс материального бытия, если оставить в стороне метафизику и загробный мир, начинается с личной монархии и в конечном итоге к ней сводится.

Человек – по крайней мере, здоровый психически – не представляет себе мира без себя самого. Он не может отказаться от своей личности и индивидуальности, своей личной уникальности и личной ценности, потому что унификация означает смерть. Ведь если в тебе не будет ничего твоего, то и тебя самого не будет, как нет молока в молочной бутылке, в которой не осталось ни капли молока…

Исходным пунктом построения отношений выступала изначально личная монархия. Я имею интерес, который отличен от интересов всех остальных. С одними мой интерес несовместим (они хотят меня убить). С другими «монархами» - совместим. Тут начинается дипломатия, соглашения, взаимные уступки, союзнические отношения в общей борьбе или общем деле…

Можно из всей этой круговерти убрать личные интересы? Нет. Это всё равно, что убить человека. Ведь его жизнь в первую очередь принадлежит ему самому. И лишь по согласованию с ним, как с монархом – принадлежит ещё кому-то и чему-то. Но эту передачу части полномочий по управлению собой – он должен лично утвердить. Иначе не останется его личной монархии, равной его личности, в свою очередь равной его жизни.

Личная монархия человека – порождается с неизбежностью свойствами монады[1] его бессмертной, по образу и подобию Божьему созданной, души. Христианская цивилизация ставит дело спасения души на первое место, всем прочим делам оставляя лишь второстепенные места. То есть личная монархия (спасение своей души) – высшая из властей, высшая из инстанций, и только её приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Все остальные инстанции – промежуточны.

Приведу примеры: скажем, какой-нибудь суд, пусть даже и верховный, вынес приговор. А вы лично считаете этот приговор несправедливым. Ваша совесть против него. Вы что должны сделать: подавить свою совесть ради уважения к инстанции – или же плюнуть на инстанцию, потому что совесть велит иначе?

Или, допустим, ваша страна капитулировала. На этот счёт герой американского кино (которое отнюдь не верх киноискусства) говорит, уезжая вдаль верхом с «винчестером» на плече: «моя война ещё не закончена!» И если Горбачёв с Ельциным капитулировали, например, перед США, перед Украиной, захапавшей Крым и другие русские земли – это не значит, что мы все вместе с ними капитулировали.

Взяв за пример того американского киногероя, я сказал в 1991 году: «моя война ещё не закончена!». Мне безразлично, воюет ли с Украиной РФ или нет. Я лично с ней воюю. Если моя страна мне помогает – хорошо. Нет – «значит, будем без неё, что же делать, ё-моё»…

Вердикт человеческой совести всегда приводил в бешенство западников-либералов, пытающихся лишить человека его личной самодостаточности, и подчинить формальным институтам: наёмным экспертам вместо собственного ума и формальным институтам вместо собственной совести.

Либералов-западников всегда бесило, что русский человек не готов заменить протезом формального вердикта голос внутренней правды[2].

Но такая формализация и вынос окончательного суждения за пределы человека – равнозначна попытке уничтожить человека, превратить его в робота или куклу, без мозгов и собственной совести…

***

Свобода – явление очень опасное и неоднозначное. Менее всех я склонен видеть в Свободе безусловную ценность[3].

Тем не менее, мы все всегда стремились, и будем стремиться к свободе, можно даже сказать, что мы обречены к ней стремиться. Причина – самодостаточность нашего внутреннего монархизма. Нам хочется делать то, что нам хочется делать, и не хочется делать то, что для нас неприятно, нежеланно, неинтересно (присмотревшись к фразе, вы увидите, что это не просто тавтология).

Другое дело, что часто мы сами себя заставляем что-то делать, если верно или неверно рассчитаем свой интерес.

Об этом в принципе верно, но очень уж легкомысленно писал Николай Бердяев:

«Священно не общество, не государство, не нация, а Человек. Когда могущество государства и нации объявляется большей ценностью, чем человек, то в принципе война уже объявлена, и она в любой момент может возникнуть»[4].

Легкомысленно, потому что Бердяев отделил дыхание от воздуха: ведь Человек, ради которого всё изначально и затевалось – для сохранения себя и своей личности однажды придумал все эти общества, государства и нации.

Они НЕОБХОДИМЫ (если не перерождаются в раковую опухоль) для поддержания человеческой личности, её прав и свобод и её окончательной цели – личной монархии.

Ведь ни прав, ни свобод, ни самого человека не будет, если его попросту убьют викинги или печенеги, английский колонизатор или ельцинский бандит. А без общества, государства, нации, бюрократии – они его непременно убьют, ибо кто же им запретит?!

Нельзя отстоять свои личные права и свои личные интересы – если будешь дураком, выбросившим за борт необходимые тебе инструменты.

Конечно, ты живёшь ради себя, а не ради ножа или пистолета. Но при нападении разбойника – нож или пистолет в твоих руках превращаются в тебя самого, становятся ответом на вопрос – есть ты или тебя нет?

Глупо поклонятся ножу – но глупо и его недооценивать…

***

Установив, что личная монархия является альфой и омегой всей политической, экономической, социально-культурной жизни, мы должны задуматься: какими бывают монархии? Монархии бывают варварскими. Бывают и просвещёнными. Бывают абсолютными. Бывают и конституционными.

Это всё относится и к личной монархии человека. Стремление личности управлять всеми событиями и окружающими предметами по собственному хотению – породило некогда все монархии на свете, даже самые громадные.

Крайности смыкаются. И крайняя форма деспотии – одновременно крайняя форма личной свободы деспота, конечный пункт, куда приходят либералы, разрушив всё сопротивление себе.

Исходя из потребности поступать по своей воле, некогда сильные личности поработили слабые личности и подкупили хитрые личности, сформировав монархические государства.

А как иначе, вы думаете, могли бы сформироваться египетское или персидское царства? Разве империя Александра Македонского не была лишь продолжением его личной воли выполнять собственные желания – как палка является продолжением руки?

Тут важно отметить, что прислуга тирана (если исключить психически больных людей) – желает вовсе не прислуживать, а владычествовать. В своём прислужничестве и подхалимстве, лизоблюдстве – прислуга видит личный шанс на успех, надеется использовать силу тирана для того, чтобы самой владеть и распоряжаться людьми.

Не любовь к тирану, а самолюбие и личное честолюбие толкает людей стремиться к чинам министров, генералов, шутов короля: министры и шуты пытаются решить свои личные проблемы, используя тирана, как орудие, расчистить путь собственному честолюбию.

Абсолютная монархия личности предполагает абсолютный произвол личности, единственным ограничением для которой служит удар дубины от другой личности. То есть: ты делаешь всё, что взбредёт в голову, за исключением того, что тебе страшно делать.

Капитализм и рынок со всей их агрессией, животной неопределённостью, аферами и амбициями биржевых наполеончиков – вырастают из личностного абсолютизма. Напротив, конституционализм преломляется на уровне межличностного общения в социализм.

Социализм есть ограничение личной монархии человека внутренней конституцией, а ранее неё – религией, заповедями, моральными кодексами. Он утверждает "права людей" - множество, принятое за тождество единичному.

Его враги утверждают "права человека" - личной вселенной, противопоставившей себя всему остальному миру, и ведущему с ним непримиримую борьбу...

Мой произвол ограничен не только моими страхами (вещью для личной монархии внешнеполитической), но и моими представлениями об уродливом, безобразном, нетерпимом и постыдном (внутриполитический вопрос для личности).

Всякий монарх боиться напасть на того, кто сильнее его – будь хоть сто раз абсолютным. А вот на того, кто слабее него – не нападёт только просвещённый монарх…

Личный конституционализм человека проявлялся в его религиозности. Личный абсолютизм – во грехе. Шли годы, менялись эпохи. Личная сдержанность и доброжелательность отлились в форму социализма. Личная агрессия и бесшабашная лихость пирата – в форму «рыночного волка», приватира… И были названы «фашизмом»… И сегодня мы в мире, когда метафизические понятия "греха" и "праведности" сведены к политическим понятиям "фашизм" и "социализм". Это не что-то новое, это преломление языка эпохой.

И прежде были праведники, жившие, не утесняя других, и служа им всем сердцем. Апостольские общины - идеал для любого социализма. И прежде были гопники, рвачи, с "волей к власти", стремящиеся всех подавить и дубиной вышибить себе все земные блага. По меткому выражению кинематографии 90-х - "мы викинги: мы рождены, чтобы всех убить, всё отнять".

Когда такая уголовщина приходит в политику - она сменяет постно-монастырскую программу праведности на брутальную лихорадочную лихость торжествующего греха. Это назвали на новом языке "фашизмом"... Ну, а термины "тирания", "деспотия", "орда" - были всегда...

[4] Н.Бердяев писал далее: «В сущности, у меня отвращение к политике, которая есть самая зловещая форма человеческого существования. Она всегда основана на лжи. Я никогда не любил так называемых великих исторических деятелей, деятелей государственной власти, завоевателей. Я никогда не видел в них подлинного величия, никогда не верил, что власти присущ божественный элемент».

Александр Леонидов; 16 февраля 2017