19:01 ГУЛЯЙ, РВАНИНА! | |
| Недавно в Варшаве толпа подонков разгромила российское посольство. Польские власти извинились, но отказались возмещать ущерб — мол, футбольные хулиганы неуправляемы, такая молодёжная культура. А в России сняли фильм «Околофутбола». Картина, говорят, так себе. Но зато в тренде — о модном в среде молодёжи образе жизни. Теперь принято с фанатами считаться и даже законы особые принимать, чтобы футбольные хулиганы не больно распоясывались. Чтобы не было, как в Варшаве.  При чём тут футбол? Наши, отечественные хулиганы кивают на Англию. Там, мол, футбол — всё. И какой футбол без болельщика? А от болельщика до фаната один шаг. Ну а раз у каждого клуба свои фанаты, то и до хулиганских выходок недалеко. Но футбол тут ни при чём, не надо клеветать на любимую миллионами игру. Само слово «хулиган» пришло в русский язык из Англии. Связывают его с именем ирландца Патрика Хулигена, прославившегося в 19-м веке на весь Лондон. Его пьяные дебоши и ничем не мотивированная агрессия очень быстро стали нарицательными. Собрав банду таких же, как он, «озорников», этот молодчик два десятка лет терроризировал почтенную публику. По другой версии, термин возник на сто лет раньше от названий шаек Hooley gangs, организованных ирландцем Хули и орудовавших тоже в Лондоне. Зато во Францию слово «хулиган» попало уже из России в 1920 годы вместе с эмигрантами первой волны. До того французских бузотёров называли апашами. В принципе, это были такие же мелкие воришки и дебоширы, как их лондонские предшественники. Они даже ввели в тогдашнюю моду особый покрой воротника (отложной без застёжки), который тоже известен как апаш. В России слово «хулиган» впервые было упомянуто в приказе столичного градоначальника фон Валя, датированном 1892 годом. Он требовал принять особые меры против хулиганов, называя их «уличными бездельниками, забавляющимися издевательствами над горожанами». В народе их до революции 1905 года называли башибузуками или — на французский манер — апашами.  От Грозного до Петра I Но термины терминами, а набедокурить русский человек готов был всегда, особенно под хмельком. Иностранцы с давних пор поражались, с каким размахом на Руси отмечаются праздники. Не меньше их изумляли уличные драки стенка на стенку и совершенно дикие проказы. Бояре травили прохожих собаками. Купцы с остёрвенением обмазывали горчицей лица упившихся до бессознательного состояния торговцев или крестьян. Крестьяне предпочитали кулачные бои. Посадская беднота была ещё более жестокой — там дрались кольями. Говорят, что даже Иван Грозный по молодости забавлялся с боярскими детьми тем, что скидывал с крыш на головы прохожим кошек и собак. Что уж говорить о сквернословии и неприличных песенках! Борьба с озорством в России тоже имеет довольно долгую историю. Пытался урезонить народ строгими указами ещё Алексей Михайлович, грозя штрафами, телесными наказаниями и ссылкой. При Петре I, который сам любил шумные увеселения, о борьбе с буйством позабыли. К правлению Елизаветы Петровны нравы двора стали более цивилизованными. Она запретила шумные гулянья и потасовки на главных площадях столицы и у резиденций иностранных послов. Но некоторые высокие особы и сами любили помахать кулаками. Так что вскоре кулачные потасовки были запрещены лишь «в высокоторжественные дни и в балы близ Двора Её Императорского Величества». Пролоббировали эту «либерализацию» Фёдор Ростопчин и Алексей Орлов-Чесменский, первейшие столичные гуляки. Тяжёлые времена настали для хулиганов с восшествием на престол Павла I. Он запретил «всяческие вечеринки» и вообще шум на улице после 10 часов вечера. Для нарушителей, в том числе и дворян, были предусмотрены телесные наказания. Поддерживал отца и Николай I, повсеместно запретивший кулачные бои. От свободы до… Есенина С реформами Александра II хрупкий покой городских улиц был нарушен. Из деревень хлынул поток крестьян, обрётших свободу. Скоро нецензурная брань, драки и мелкий разбой (например, отобрать у торговца мороженое или у прохожего кисет с табаком — не больше) стали приметой любого оживленного перекрёстка. Но пьяные дебоши тревожили власти меньше, чем революционное подполье. Хуже пришлось, когда большевики во время революции 1905 года всю эту толпу деклассированных элементов вооружили. Теперь от проявления неуважения к священнослужителям и женщинам, мелких краж и задирания прохожих хулиганы перешли к более опасным выходкам. Шайки молодых людей вторгались в дома с требованием «дать денег на водку», отказывались платить в трактирах, подпиливали телеграфные столбы, растаскивали на брёвна срубы, тушили свет в общественных местах, закрашивали дёгтем стекла в жилых домах. Массовый характер обрели и выходки с применением физического насилия. Хулиганы избивали прохожих, сталкивали в реки и каналы женщин, бросали в глаза встречным нюхательный табак. Издевательства над домашними животными и привычка мочиться в общественных местах выглядели невинными шутками. Криминалисты и полицейские чины были в шоке: «Со всех концов России от Архангельска до Ялты, от Владивостока до Петербурга, в центры летят сообщения об ужасах нового массового безмотивного преступления… Деревни охвачены ужасом, города в тревоге», — писал в 1913 году «Журнал Министерства юстиции». К началу Первой мировой войны в одном Петербурге насчитывалось пять крупных конкурирующих шаек хулиганов: «владимирцы», «песковцы», «вознесенцы», «рощинцы» и «гайдовцы». Они уже имели отличительные черты (кашне разных цветов и т.д.), собственные кассы, своеобразные кодексы, иерархию. Отдавал должное хулиганской эстетике даже русский поэт Сергей Есенин. Обычно хулигана можно было узнать по заломанной фуражке, из-под которой свисала чёлка в виде свиного хвостика, ярко-красной фуфайке, брюкам, заправленным в высокие сапоги, и непременной папироске во рту.  Хозяева улиц городских Февральская революция не только открыла перед хулиганами все пути, но и многократно увеличила социальную базу этого явления. Сотрудники петербургской полиции вспоминали, что в беспорядках участвовали члены всех пяти шаек в количестве 2000 человек. Большевики поначалу смотрели на хулиганов сквозь пальцы, считая их «классово близкими». Две войны и революция не только породили множество сирот, но и травмировали психику сотен тысяч подростков. Безработица, беспризорщина, голод и разруха поставляли в армию советских хулиганов всё новых рекрутов. Даже относительно благополучная рабочая молодёжь, подражая хулиганской романтике, перенимала манеру одеваться, выражаться и проводить время. А советские суды руководствовались «классовым сознанием». Подумаешь, круглый сирота кинул камень в окно мясной лавки — гуляй, рванина! К 1925 году хулиганы стали настоящими хозяевами городских улиц. В ночное время по некоторым из них ходить было опасно для жизни. Советские хулиганы переняли «матросский» стиль одежды: брюки клёш, подобие бушлата, фуражка-капитанка или кепка набекрень. Почти каждый имел кастет или финский нож, а некоторые — револьверы. Помимо нецензурной брани эти молодчики взяли на вооружение блатной жаргон. Песни, теперь называемые «блатными», в те времена именовались «хулиганскими». В 1925 году четвёртая часть всех дел, рассмотренных судами в Ленинграде, касалась хулиганства. Некоторые шайки, действовавшие с особым цинизмом, создавали самые настоящие кружки: «Центральный комитет шпаны», «Союз советских алкоголиков», «Интернационал дураков», «Союз советских хулиганов». Они избирали правления и даже учреждали членские взносы. Последняя черта В Ленинграде наиболее хулиганским был район Литовского проспекта. В Транспортном (тогда Чубаровом) переулке действовала особо опасная и наглая банда. Их называли «чубаровцами». Входили в неё в основном низкоквалифицированные рабочие завода «Кооператор». Именно зверства этой шайки и положили предел терпению советских властей. Статья «хулиганство» появилась в Уголовном кодексе ещё в 1922 году, но предусматривала всего до года исправительных работ. В 1926 году «чубаровцы» поймали и изнасиловали студентку рабфака. Поговаривали, что она была родственницей советского чиновника среднего звена. Как бы там ни было, но тут власть проявила необычную жёсткость. Процесс получился громким. На скамье подсудимых оказались 40 человек, включая девятерых комсомольцев и одного кандидата в члены ВКП(б). Так как пострадавшая была комсомолкой, «чубаровцы» пошли по политической статье. Пятерых из них приговорили к расстрелу, остальные получили до 10 лет заключения и были сосланы в Соловки. Тут же подоспело и ужесточение Уголовного кодекса — теперь хулиганские шайки практически приравнивались к бандитским. Хулиганы пытались мстить: сожгли завод «Кооператор» и склады Октябрьской железной дороги, участились избиения милиционеров и изнасилования. Но власти были неумолимы. В течение следующего года в результате постоянных облав обезвредили подавляющее большинство ленинградских шаек. То же самое происходило по всей стране. В 1935 году законодательство ещё больше ужесточили. Дела о хулиганстве слушались без предварительного рассмотрения. Обычным приговором стали пять лет лагерей без права проживания в крупных городах. За одну нецензурную брань «давали» год. К началу войны хулиганство сошло на нет. А стоило этой субкультуре возродиться в послевоенных городах, как порядок был наведен моментально. В результате хулиганство стало тем, чем воспринимали его в спокойные 1980 годы, — постыдным следствием злоупотребления алкоголем. Борис Шаров | |
|
| |
| Всего комментариев: 6 | ||||||
| ||||||
1
Человек даже не удосужился вникнуть в эту наглую ложь!!!!!!!!!!! 
российские националисты: в тот же день трое активистов "Другой России" закидали файерами и дымовыми шашками здание посольства Польши в Москве. Участники акции назвали ее "симметричным ответом" польским националистам. Активисты растянули у здания польского диппредставительства, которое расположено на улице Климашкина, баннер с лозунгом "Россия от Варшавы до Порт-Артура!". После этого они бросили в сторону здания несколько файеров, которые, впрочем, цели не достигли и попали в окружающий комплекс посольства забор, поэтому России компенсировать ущерб польскому посольству не придется.