«Девки, вот как я нынче хорошо приноровилася. В Веселом семья – они были платоновские, мать платоновская – Наташа из наших соседей. В Платоновке мы были кержаки, а в Ичкале, в Карагаевке — выкресты, татары крещеные. Она вышла замуж за выкреста, нарожала детей. И я только в прошлом году углядела женщину – она на базар сметану привозит, сливки – похожая на Наташу. Я тогда объяснилась – извини меня, говорю, ты не Наташи Халявы дочка? Да, говорит; но Наташа тогда уже сильно болела и в мае она умерла. А у Вали дочки ее — восемь коров, пятеро детей — надо же их кормить, учить, а работы нигде нет. Она масло продает, сливки. Я говорю, Валя – ты делай проще. Привози молоко не по сто тридцать, а по сто. У тебя все будут разбирать. И вот теперь я с молоком.

Ох, а раньше-то я как вспомню. Жизнь, ребятишки, прожита голодная, нищая. В тридцать восьмом родилась, папу на войну забрали, в сорок втором убили. В сорок шестом маму парализовало, она стала инвалид первой группы. Вот я и выросла, и возмужала. Бывало, сядешь и сидишь. Мама спросит – ты чё сидишь? да поела бы чего, а нечего. Представьте: как это.

В детстве я как раб вкалывала: и силос, и дрова. Едешь зимой в морозы, березы трещать, сани трещат. Едешь — лес трещит. На двух девчонок три коня. А надо было березы с корня свалить, дрова напилить, три воза навалять. Вот где было. Но все равно мы не плакали, мы пели. А теперь горюем, что живем плохо. Ох, девки, теперь-то рай – рай господень в каждом дворе…»

И снова песня под угощение. А потом чай с припевкой – Чай пила, жара была, взяла да развязалася, без платочка милому красивой показалася.

«Вот, девки, — заварка. Наливай, золотко моё, Если купеческий, гляди, не скупись – ну, ты, видно, купец средней руки.»

И блины исчезают один за другим. И становиться понятно, что рецепты у старой хозяйки очень простые, хотя дело совсем не в них. На деревенской кухне в жизнь возвращается вкус и смысл.

Хозяйка Валентина Харитоновна хлопочет.

Хозяин Эдуард Петрович.