"Боярыня Морозова" Василия Ивановича Сурикова - одна из самых больших и серьезных русских картин. Рассмотрим ее внимательно. Приглядимся к лицам, на ней изображенных. Постараемся лучше понять, как художник работал над картиной…

Триста лет назад по заваленным сугробами московским улицам ехали простые дровни. В дровнях на соломе лежала женщина, закованная в цепи. Это была знатная боярыня - Феодосья Прокопьевна Морозова. Московские жители выходили на улицу, чтобы увидеть опальную боярыню. Ее увозили в ссылку. В народе говорили, что Морозова пострадала "за веру".

В ту пору в русской церкви произошел раскол. Глава церкви патриарх Никон по воле царя приказал исправить богослужебные книги, изменить некоторые обряды. Например, креститься было велено не двумя перстами, как прежде, а тремя. Крестным ходом шествовать не по солнцу, а против солнца. Писать не "Исус", а "Иисус" - с двумя "и".

Среди верующих оказались люди, которые не захотели признать новые обряды. Их называли старообрядцами или раскольниками. Старообрядцы тайно собирались и молились по-старому. Самым яростным хранителем старых обрядов стал протопоп Аввакум. Боярыня Морозова была его верной помощницей. Раскольников преследовали, пытали, казнили. Протопопа Аввакума сожгли на костре.

Сожжение протопопа Аввакума. Пётр Мясоедов, 1897 год

Когда царь Алексей Михайлович задумал жениться, он назначил боярыню Морозову исправлять на свадьбе почетную должность. Но боярыня отказалась. Она не хотела изменять "старой вере". Тогда царь приказал посадить ее в тюрьму и пытать, пока не раскается.

Но Морозова твердила под пытками, что рада пострадать за истинную веру. Если сожгут ее на костре, говорила она, это будет для нее "преславно и дивно". Царь велел сослать непокорную боярыню, а перед тем провезти ее по Москве, прикованную, как цепную собаку, чтобы посмеялся народ и чтобы другим неповадно было.

Но смеялись немногие. Люди с молчаливым сочувствием смотрели на исхудалую, закутанную в черный платок женщину, упрямо поднимавшую над головой руку со сложенными двумя перстами.

Протопоп Аввакум писал про боярыню Морозову: "Персты рук твоих тонкокостны, а очи твои молниеносны. Кидаешься ты на врагов, аки лев". Тонкие пальцы, сверкающие глаза, страстные движения - вот и все, что знал Суриков о внешности своей героини. Но он говорил, что исторический живописец должен угадывать прошлое. Суриков долго "угадывал" лицо боярыни Морозовой.

В. Суриков. Голова боярыни Морозовой. Этюд к картине, 1886

Он написал нескольких женщин, но ни в одной не нашел страшной красоты боярыни, ее горячей, исступленной веры, которая, будто молния, воспламеняла всех вокруг. Он приглядывался к старообрядцам - их было немало и во времена Сурикова. Среди них были горячо верующие женщины-начетчицы, до тонкостей знавшие старинные церковные книги.

"...Я на картине сперва толпу написал, а ее после,- рассказывал Суриков.- И как ни напишу ее лицо - толпа бьет. Очень трудно ее лицо было найти. Ведь сколько времени я его искал. Все лицо мелко было. В толпе терялось. В селе Преображенском, на старообрядческом кладбище,- ведь вот где ее нашел... Там, в Преображенском, все меня знали. Даже старушки мне себя рисовать позволяли и девушки-начетчицы. Нравилось им, что я казак и не курю. И вот приехала к нам начетчица с Урала - Анастасия Михайловна. Я с нее написал этюд в садике в два часа. И как вставил ее в картину- она всех победила".

Суриков замечательно "угадал" Морозову. Мы, как и художник, не знаем, какой она была на самом деле. Но теперь невозможно представить себе боярыню Морозову не такую, как у Сурикова.

Женщины в картине Боярыня Морозова

Невидимые нити связывают боярыню Морозову со всеми, кто вышел в тот зимний день на узкую московскую улочку. Каждый в толпе по-своему относится к боярыне, к ее страстным словам, к движению ее поднятой руки. Суриков говорил, что он "каждого лица хотел смысл постичь".

Вот пять женщин в правой части картины. Впереди на коленях старая нищенка. С верой, любовью и жалостью глядит она вслед боярыне. Сама того не замечая, она протянула руку, словно пытается задержать бег саней.

Подперев рукой щеку, задумалась старуха в расшитом платке. На ее лице глубокая скорбь. Она почти не смотрит на боярыню. Она, должно быть, вспоминает многие бедствия, которые ей суждено было пережить. В отчаянии скрестила руки на груди девушка в вышитой шапке. Ее глаза полны слез. Ужас застыл на бледном лице монашенки в черном платке.

Боярышня в синей шубке и золотисто-желтом платке склонилась перед проезжающими санями. В ее поклоне - и молчаливое сострадание, и душевная стойкость, и готовность, если случится, вот так же пожертвовать собой.

Женщины на картине Сурикова очень красивы. Вспоминая родную Сибирь, художник говорил об особенной, старинной красоте людей, среди которых жил в детстве: "Там самый воздух казался старинным. И иконы старые и костюмы. И сестры мои двоюродные, девушки, совсем такие, как в былинах поется... В девушках была красота особенная: древняя, русская. Сами крепкие, сильные... Все здоровьем дышат. Песни старинные пели тонкими певучими голосами..."

Юродивый в картине Боярыня Морозова

Один из главных героев картины Сурикова "Боярыня Морозова" - юродивый. Это - безумный человек. Но у верующих он пользовался большим почетом. Они прислушивались к его несвязным словам. Им казалось, что он предсказывает будущее.

В лохмотьях, босой, юродивый сидит прямо на снегу. Его шея и плечи до крови растерты железной цепью, на которой висит пудовый крест. Юродивый - единственный в толпе - открыто поддерживает боярыню. Он отвечает на ее призыв сложенными двумя перстами.

Сначала Суриков написал в виде юродивого знакомого нищего из подмосковной деревни. Позже этот нищий "превратился" в другого героя картины - татарина, чье смуглое лицо в тюбетейке видно в правом верхнем углу, возле лампады под иконой. А поиски юродивого продолжались.

Наконец Сурикову повезло. Он рассказывал: "Юродивого я на толкучке нашел. Огурцами он там торговал. Вижу - он... Я говорю - идем. Еле уговорил его... В начале зимы было. Снег талый. Я его на снегу так и писал. Водки ему дал и водкой ноги натер... Он в одной холщовой рубахе босиком у меня на снегу сидел. Ноги у него даже посинели... Так на снегу его и писал". "Если бы я ад писал,- говаривал Суриков,- то и сам бы в огне сидел, и в огне позировать заставлял".

Сани увозят Морозову от верного ей юродивого влево вдаль - туда, где встречает ее злой насмешкой священник в богатой черной шубе с рыжим лисьим воротником. Суриков несколько раз писал лицо священника. Но главные черты этого лица подсказала художнику память: "А священничка у меня в толпе помните?.. Это когда меня из Бузима еще учиться посылали, раз я с дьячком ехал - Варсонофием, мне восемь лет было. У него тут косички подвязаны..."

Рядом с санями идет родная сестра Морозовой, княгиня Авдотья Прокопьевна Урусова. В ее лице, крепко сплетенных пальцах рук, торопливой походке - жалость, страдание, душевная боль. И собственная судьба. Урусова тоже была раскольница. Ее черед близок. Завтра и на нее наденут цепи, сошлют вместе с сестрой.

Стрелец в картине Боярыня Морозова

В картине Сурикова "Боярыня Морозова" возле Урусовой, отодвигая толпу секирой, шагает стрелец. Его лица не видно. Мы не знаем, охотно несет он свою недобрую службу или просто выполняет приказ. В ссылке, умирая голодной смертью, Морозова умоляла караульного стрельца дать ей хлебца или хоть огуречик. "Не смею",- отвечал стрелец.

Перед смертью она попросила его выстирать ей сорочку. Стрелец стирал в реке сорочку, "лицо свое слезами омывая". А через двадцать лет с небольшим после смерти Морозовой, когда русским царем стал сын Алексея Михайловича, Петр Первый, стрельцы не захотели признать новые порядки в стране, поднялись за старину и были беспощадно казнены.

Василий Суриков. Утро стрелецкой казни

Об этом рассказывала первая историческая картина Сурикова - "Утро стрелецкой казни", написанная несколькими годами раньше "Боярыни Морозовой".

Странник в картине Боярыня Морозова

Позади юродивого стоит странник с посохом, котомкой и надетой на руку плетеной корзинкой. На первый взгляд странник кажется спокойней всех остальных. Но сколько внутреннего напряжения в его лице и фигуре! Странник весь ушел в свои мысли. Он старается понять, что происходит. Но вот подробность - он снял шапку. И эта подробность кричит о его сочувствии гонимой боярыне.

Некоторое время Суриков жил в избе на дороге к монастырю. Он жадно писал всех странников, которые казались ему интересны.

Однажды Суриков нарисовал свой собственный портрет сбоку - в профиль. Черты этого автопортрета остались в лице странника. В образ человека, который хочет разобраться в сложных событиях жизни, художник вложил частицу себя.

Детали в картине Боярыня Морозова

Все в картине, всякая подробность, всякая мелочь взяты с натуры. Суриков умел разглядеть и сердцем почувствовать красоту простых вещей. "Всюду красоту любил,- рассказывал о себе Суриков.- В дровнях-то какая красота: в копылках, в вязах, в саноотводах. А в изгибах полозьев, как они колышутся и блестят, как кованые. Я, бывало, мальчиком еще переверну санки и рассматриваю, как это полозья блестят, какие извивы у них. Ведь русские дровни воспеть нужно!.."

А брат художника вспоминал: "Мамочку всегда по приезде заставлял надевать канифасное платье, старинный шарф и косынку и непременно чтобы одевалась так, как одевались в старину. Все, бывало, повытаскивает у ней из ящика, покажи да расскажи..."

Случались с Суриковым и смешные истории. "Помните посох-то, что у странника в руках? - весело рассказывал художник.- Это одна богомолка проходила мимо с этим посохом. Я схватил акварель - да за ней. А она уже отошла. Кричу ей: "Бабушка! Бабушка! Дай посох!" Она и посох-то бросила - думала разбойник я".

Василий Иванович Суриков. Автопортрет. 1879 год.

Суриков долго огорчался: "Не идет у меня лошадь, да и только". А ему очень нужно было, чтобы лошадь пошла, чтобы сани поехали. Поедут сани - и это сразу объединит всех людей на картине. Сани раздвигают толпу, Морозова окружена народом, но не останавливается, на ходу выкрикивает дорогие слова, и люди, пока провозят ее мимо, каждый по-своему откликается на ее речи.

Стал Суриков думать, как сделать, чтобы сани поехали. Убрал зубчатую кремлевскую стену, которая в первых набросках виднелась в конце улицы. Сразу даль открылась, улица стала бесконечной. Слева выпустил на холст бегущего за санями мальчишку. Его бег поможет "поехать" дровням. Торопливый шаг едва поспевающей за санями княгини Урусовой еще больше подчеркнет их движение. Но Суриков мучается: "Не то, не то..."

Приглядел для работы соседний переулок. "Там в переулке всегда были глубокие сугробы и ухабы и розвальней много,- рассказывал он.- Я все за розвальнями ходил, смотрел, как они след оставляют, на раскатах особенно". Суриков понял, что санную колею надо написать очень точно.

Главное же - точно вычислить расстояние от саней до нижнего края картины. Прибавишь или убавишь лишний вершок холста - сани не поедут.

Суриков понемногу прибавлял внизу холста колею. Все на картине будто напряглось. Вдруг лошадь дернула, розвальни качнулись на ухабе, накренились и - пошли. Морозова, подняв руку, что-то крикнула людям на ходу. Люди потянулись к ней взорами. Картина ожила...

Мальчишки в картине Боярыня Морозова

Мальчишки - самые любопытные, самые шустрые участники всех уличных событий. На картине Сурикова "Боярыня Морозова" вон их сколько в толпе - смотрят, как увозят боярыню.

Эскиз

Справа двое, чтобы лучше видеть, взобрались на церковные ступени. Слева вдали тоже двое устроились на заборе - только головы торчат. Вот так же, наверно, и Суриков мальчиком у себя в Красноярске был непременным свидетелем свадеб, гуляний кулачных боев, казней. "А нравы жестокие были,- вспоминал художник.- Казни и телесные наказания публично происходили..."

Когда первый раз взглянешь на "Боярыню Морозову", кажется, что мальчишки в толпе - бойкие, любопытные зеваки. Но присмотришься - все они разные. И на лицах у них не одно любопытство.

Первый, кого сразу замечаешь, тот, что бежит за санями. Он спиной к нам, но и по спине видно - несется очертя голову, лишь бы не отстать, поглазеть подольше. Зато как серьезен другой, стоящий чуть впереди. Какой испуг в его глазах! Какая печаль! Он этого дня вовек не забудет.

По правую сторону саней хохочет белобрысый крепыш в розовой рубахе. Кто-то засмеялся - и ему смешно. Везут боярыню в цепях, она кричит, ругается - до чего же весело! Но как потрясен его товарищ - он идет впереди княгини Урусовой. Он шагает рядом с санями и не может ни остановиться, ни отойти.

Он не сводит глаз с Морозовой, боится упустить хоть одно ее слово. В это мгновение в душе его совершается перелом. Он задумался над главными для человека вопросами. Где правда? Во что верить? Как жить?

Порудоминский